Pierre V. Comtois. A Question of Meaning, 2013
Перевод: Кирилл Хоровский, 2022
I. Фитч
Дело было в тысяча девятьсот девяносто девятом году, прозванном в последующем местными «годом трёх девяток».
Как и в любую другую новоанглийскую зиму, начало того года ознаменовали порывы сурового северного ветра и ранние снегопады, покрывшие замёрзшую землю белым полотном до конца сезона. Небо было преимущественно серым и пасмурным, и обычная повседневная жизнь, казалось, замедлилась. Большинство людей по возможности оставались дома, а единственным, что заставляло жителей пригорода Динз-Корнерс его покидать, была необходимость ехать в город. В соседнем Данвиче, где основным занятием и по сей день остаются лишь сельскохозяйственные хлопоты, фермеры покидали тёплые стены своих кухонь только для дойки коров и кормёжки скота.
И вот, когда зима пошла на убыль, и снег падал уже не столь часто, произошло первое из череды странных событий. Тогда никто не счёл это чем-то из ряда вон выходящим; в конце концов, такое происходило время от времени тут и там. Но, как подметила старая Лидия Уокер, то, что миссис Сара Норрис родила тройню в третий день марта, было воистину удивительным совпадением. Следующее происшествие было столь же непримечательным, по крайней мере, для фермерского сообщества: корова Джонаса Джеймса разрешилась двуглавым телей. Такое тоже случалось тут и там время от времени, а неудачливый фермер мог получить пусть небольшую, но прибыль, продав несчастное создание любой странствующей труппе, что пройдёт через город поздней весной. Однако то, что произошло чуть позже с миссис Анной Арнольд, положило начало многочисленным пересудам. Как и Сара Норрис, Анна Арнольд родила тройню — на этот раз в мае, но так же в третий день месяца. Незамедлительно по городу начали расползаться сплетни, а люди не жалели времени на рассказы о проклятиях колдунов и старые бабкины сказки о семействе Уэйтли. Действительно, во всех этих совпадениях было что-то, что заставляло призадуматься даже тех, кто терпеть не мог подобные пустые россказни. В конце концов, в Данвиче и раньше случались странные истории, многие из которых так никогда и не были удовлетворительно объяснены ни местными властями, ни учёными из расположенного по соседству Мискатоникского университета.
Едва успели утихнуть домыслы о возможном значении рождения этих троен, как в середине мая не по сезону холодный ветер присыпал землю десятидюймовым слоем снега. Для такого фермерского городка, как Данвич, подобное событие было не то, что любопытным — практически разрушительным, так как фермерам была необходима хорошая погода, чтобы вспахать поля и подготовить урожай к летнему сезону. Не успел этот снег растаять, по округе тут же пронёсся настоящий ураган, поваливший множество деревьев и даже сорвавший крышу с дома Сайласа Джентри. После этого горожане начали нервничать, не стесняясь говорить остальным о том, что они чувствуют. Тогда-то и случилось то, что стало последней каплей; то, что убедило людей в том, что этот год не будет таким же, как другие; то, что заставило народ навсегда запомнить его как «год трёх девяток».
Третьего июля Бекка Смит родила тройню — третью тройню, родившуюся на третий день месяца. Вскоре после этого началось подлинное нашествие наполняющих летние ночи безбожнейшим кваканьем лягушек; комары, чьи укусы, казалось, грозили вспышкой западно-нильской лихорадки, роились гуще, чем кто-либо мог припомнить; наконец, окружающие леса заполонили клещи, чего прежде в Мискатоникской долине никогда не случалось. Этого было более чем достаточно для укрепления веры в проклятия и дурные предзнаменования. Некоторые даже утверждали, что на вершине Часового Холма вновь, как и десятилетия назад, зажглись ведьмовские костры; шериф Хилгер опроверг эти слухи, потратив больше половины дня на то, чтобы подняться на Холм и увидеть всё своими глазами.
В целом, однако, несмотря на позднее начало, лето прошло так же, как и всегда, а фермеры спокойно занимались рассадкой урожая и выгуливанием скота. К концу сезона казалось, что «год трёх девяток» станет одним из самых успешных для местных фермеров, и даже яблочники выражали удовлетворение складывающимся положением дел. Оттого никто не обратил внимание на то, что выкорчёвывающий сорняки комбайн, работавший на землях «Новардз Понд», наткнулся на густую поросль странных растений, никем доселе не виданных — оплётшие подвесные опоры длинные бесцветные нити, покрытые уродливыми пузырями, заполненными каким-то липким веществом, которое консультативный комитет «Новардз Понд» должен был отправить в Бостон для идентификации. Тем не менее, некоторые люди не забыли произошедшие в начале года странные события, и по мере того, как лето переходило в осень, они затаивали дыхание, ожидая, что вот-вот что-то произойдёт.
Долго ждать не пришлось. Двадцать девятого октября Эбнезер Фитч пришёл в Грейндж-холл с занятным на вид камнем, который, по его словам, он выкопал на своём южном поле. По крайней мере, именно так — «камнем» — нарекло его большинство людей. Но были и те, кто настаивал на том, что это не просто камень, а резная фигурка. В зависимости от того, с какого ракурса и при каком освещении они рассматривали эту вещицу, разные люди видели в ней разное. Как бы то ни было, со слов Эбнезера, он проехал на своём тракторе мимо ручья Петаваг и вниз по Лоутонскому склону к южному полю, на котором он выращивает репу и морковь; там он начал вскапывать землю, и его грейдер наехал на что-то твёрдое, сломав один из ножей. Это удивило Эбнезера; он был уверен, что на поле, которое пахали уже более семидесяти лет, не могло остаться никаких камней, по крайней мере, с тех пор, как он, будучи мальчишкой, обрабатывал его с отцом. Охваченный любопытством, он начал осматривать влажную почву, отпинывая комья грязи, пока его сапог не наткнулся на что-то. Наклонившись, он погрузил пальцы в землю и достал оттуда камень. Он уже хотел было выбросить его, как что-то его остановило. Утреннее солнце осветило камень таким образом, что Эбнезеру показалось, что он различает на нём неестественный узор, точно вырезанный когда-то и кем-то. Очистив камень от грязи, он окончательно укрепился в своей правоте. Он знал, что некоторые люди интересовались сохранившимися со времён первопроходцев индейскими артефактами и безделушками, и потому решил оставить камень у себя, покуда не появится возможность взять его в город. Возможно, там им кто-нибудь заинтересуется.
Той ночью Эбнезер вернулся домой затемно: стояло полнолуние, позволившее ему проработать в поле дольше обычного. Когда он вставлял ключ в заднюю дверь, его пёс Корки, завершивший свои каждодневные собачьи дела и так же, как и хозяин, возвратившийся домой, выбежал из-за угла дома и, высунув язык, начал выпрашивать миску собачьего корма. Покормив псинку, Эбнезер, слишком уставший, чтобы готовить, закинул в себя, не подогревая, что-то из холодильника, и решил лечь спать пораньше. Однако, перед этим он не спеша промыл найденный камень под проточной водой и убедился, что его форма определённо не была естественной. Когда-то его касался резец и, как показалось Эбнезеру, сейчас простой булыжник имел очертания дома с глазами… не просто двумя глазами, расположенными по обеим его сторонам, а целой кучей глаз, повсюду, без видимого смысла и порядка. Он не понимал, почему, но эта штука вызывала тревогу где-то в самой глубине его души. Отложив камень в сторону, он удалился в спальню.
Эбнезер не запомнил, когда именно он уснул, но, по-видимому, это случилось практически сразу, так как, когда он проснулся, луна всё ещё была высоко в небе, а её блики придавали всему в комнате резкие очертания. Услышав, как Корки скребётся в заднюю дверь, он понял, что разбудило его.
Он переоделся и пошёл на кухню, где пёс продолжал ёрзать у двери.
«Что такое, дружок? Там что-то есть?» — спросил он.
Корки всегда был надёжным псом, который редко будоражился по пустякам, поэтому у Эбнезера не возникло и мысли о том, чтобы не удовлетворить очевидный интерес собаки к тому, что происходит за дверью.
Пройдя через прихожую, Эбнезер надел пальто и вышел на улицу. Там он остановился и глубоко вдохнул ночной воздух, задержал в себе и выдохнул весь разом, скидывая с себя остатки сна. Тем временем Корки помчался по дорожке, ведущей к Лоутонскому склону. Решив последовать за псом, Эбнезер достал из прихожей винтовку и двинулся сквозь образованный деревьями своеобразный тоннель вглубь леса. Судя по топотку Корки, пёс направлялся к южному полю. Под нависающими ветвями столетних клёнов и буков, почти лишившихся листвы, Эбнезер двигался среди теней, отбрасываемых ими в свете всё ещё яркой луны. Лес вокруг него был тих и по-осеннему холоден; лишь Корки, который, не тявкнув, внезапно пронёсся мимо Эбнезера по тропинке, нарушил его тишину. Удивлённый, Эбнезер смотрел, как пёс исчез в направлении дома, а когда тишина вернулась, он заметил, что вокруг не так уж и тихо, как ему казалось раньше.
Сначала он подумал, что это шуршат бурундуки, копошащиеся среди сухих листьев, скопившихся под деревьями, но вскоре, когда стало понятно, что источник звуков лежит дальше по тропе, отбросил эту мысль. Медленно, с ружьём наперевес, Эбнезер поднялся на гребень Лоутонского склона. На вершине он остановился, чтобы послушать внимательнее; звуки никуда не делись, но теперь они больше походили на хлопанье крыльев летучих мышей на чердаке, нежели на шелест сухой листвы. Пригнувшись, он медленно двинулся к линии деревьев, окаймлявшей южное поле. Оставаясь в тени, он поглядел на пашню, над которой трудился всего несколько часов назад. В серебряных бликах лунного света недавно вскопанные борозды приобретали резкие очертания, и на фоне тёмных силуэтов деревьев на противоположной стороне поля Эбнезер разглядел какое-то беспорядочное движение, действительно наводившее на мысли о летучих мышах.
Опустившись на живот, Эбнезер прополз мимо деревьев к обрамлявшей поле каменной ограде, оказавшись на целых двадцать-тридцать футов ближе к месту действия. Там, взглянув поверх стены, он был ошеломлён, обнаружив, что издававшие звуки существа были не летучими мышами, а чем-то вроде людей. Не веря своим глазам, он застыл, глядя, как существа порхают вверх-вниз, скребутся тут и там по комьям свежей, вскопанной Эбнезером земли. Казалось, они что-то ищут; но о том, чем могло оказаться это «что-то», фермер в тот момент даже не задумывался. Он был поглощён изучением нездешних очертаний этих существ, в коих, безусловно, угадывалось определённое человекоподобие — если не слишком вглядываться в детали. У них были вполне естественные руки и ноги — выгибающиеся, однако, в совершенно неестественных направлениях. Кожа, покрывающая их обнажённые тела, была чернее теней под деревьями. Из их спин торчали кожистые на вид крылья, трепещущие и хлопающие в холодном ночном воздухе. Насколько Эбнезер мог судить, тварей было три, и, пока он пытался рассмотреть их получше, одна из них, возможно, подхваченная внезапным порывом ветра, была отброшена в сторону каменной ограды. На мгновение её фигура полностью осветилась лунным светом, и именно тогда весь ужас разворачивающейся перед ним сцены дошёл до сознания Эбнезера.
В следующее мгновение он понял, что бежит изо всех сил. Продираясь сквозь заросли, забыв ружьё у основания стены, он бросился в лес, ощущая спиной преследующих его тварей. Ударившись носом о дерево, которое он не заметил, фермер отпрянул от него и помчался дальше по тропе, а твари, воспаряя над сплетёнными ветвями, оглашали пространство безумной какофонией визгов и завываний. На бегу Эбнезер бросал через плечо полные ужаса взгляды и видел тёмные фигуры, мелькавшие над головой. Они преследовали его, истово желая до него добраться, но окружающий тропу густой лес не позволял им броситься вниз за своей добычей. Внезапно нога Эбнезера зацепилась за корень дерева, и он упал на землю. Перевернувшись на спину и подняв руки перед лицом, чтобы отразить ожидаемую атаку, он едва мог разглядеть существ в мерцании звёзд промеж деревьев. Теперь, увидев, что он лежит, они стали приближаться ещё целенаправленней, пробираясь между ветвями, всё ближе, ближе… и тут старик Щепик издал свой первый утренний крик, и твари неожиданно остановились. Петух снова прокричал, грозя, казалось, уже не столько своим возможным соперникам, сколько нависающим над фермером чёрным тварям. Эбнезер с огромным облегчением увидел, как те снова взлетели над деревьями и убрались в направлении южного поля. Вскоре их вопли стихли на расстоянии, и он понял, что они улетели.
Рассвет был не за горами, но даже дневной свет не мог стереть воспоминание о том, что увидел Эбнезер, что положило конец его самоконтролю и заставило его броситься через лес к спокойствию своего очага: у этих чёрных кожистых тварей не было лиц!
II. Линдер
Потрясённый, физически и душевно измождённый после пережитого бесконечно ужасного кошмара, Эбнезер запер двери и затаился в своей укрытой тенями гостиной, боясь пошевелиться, покуда успокаивающие лучи солнца не показались над восточным горизонтом. Осознавая, что он беззащитен, так как его ружьё осталось в подлеске на южном поле, и, не будучи уверенным, что оно бы хоть как-то помогло ему против того, с чем он столкнулся ночью, Эбнезер погрузился в раздумья. Наконец он пришёл к выводу, что единственным предметом, который эти похожие на летучих мышей существа могли искать на южном поле, был обнаруженный им накануне камень. Разозлившись на тварей, вторгшихся в его владения, испытывая глубочайшее отвращение к себе из-за того, как он повёл себя при встрече с ними, Эбнезер решил, что вместо того, чтобы сделать очевидное и вернуть камень на поле, где твари смогли бы забрать его, он возьмёт камень в город и передаст его в Грейндж. Там разберутся, что с ним делать. В любом случае, казалось вероятным, что, в конце концов, твари покинут его владения и будут искать камень в другом месте.
В Грейндж-холле Эбнезер встретил обычных завсегдатаев этого места: Джосайю Грина, Джеба Кейси и Эрика Линдера, всегда находивших время побродить по залу. Пожалуй, каждодневное присутствие Линдера было вполне оправданным — как-никак, он был председателем Исторического общества Данвича — но по какой причине здесь регулярно ошивались Грин и Кейси, такие же фермеры, как и сам Эбнезер, было столь же необъяснимым, как и то, откуда у них столько свободного времени.
Как бы то ни было, всех троих заинтересовал камень, который принёс Эбнезер.
— Однозначно выглядит как самый настоящий артефакт, — заключил Джосайя, повертев камень в руках.
— Никогда не видел ничего подобного, — хмыкнул Линдер, попыхивая трубкой. — В нашем музее нет ничего, с чем бы его можно было хоть отдалённо сравнить.
— Так что же, это и впрямь подлинная реликвия? — спросил Эбнезер, страстно желая, чтобы кто-то как можно скорее забрал у него этот камень.
Линдер пожал плечами и вынул трубку изо рта.
— Трудно сказать. Я не эксперт… ну, понимаешь, я о тех профессорах, которые могут сказать, насколько вещь старая, по глубине борозд в резьбе.
— Эти не кажутся мне такими уж глубокими, — ввернул Джеб.
— Опять же, это не показатель, — парировал Линдер. — Известны множество случаев, когда что-то выглядело так, будто сделано вчера — но глубокий анализ выявлял, что ему уже сотни лет. Эта штука могла пролежать на поле Эбнезера чёрт знает сколько времени, защищённая от ветра и дождя тем, что была погребена под землёй. С другой стороны, стиль не выглядит характерным для Мискатоникской долины… возможно, это розыгрыш, и кто-то просто решил пошутить.
Эбнезер знал наверняка, что это не шутка, но, не желая подвергать себя насмешкам соседей (горожане по сей день посмеивались над семейством Уэйтли), упорно стоял на защите камня.
— Никакая это не шутка, — настаивал он. — Обстоятельства, при которых я его нашел… в общем, это не шутка.
— Что-то он мне не нравится, — вновь вставил Джеб. — Никогда не понимал таких вещей. Это совсем не по-христиански. Взять бы кувалду да раздробить бы его — и дело с концом.
— Слушайте, — сказал Джосайя, игнорируя опасения Джеба, — почему бы нам не отнести его к старику Корвину? Уверен, он сможет определить подлинность этой штуки.
— Ох, не знаю, Джосайя, — вздохнул Линдер. — Корвин слегка чудаковат. Просто потому, что он интересуется тайной историей города…
— Историческое общество, возможно, и не слишком высоко ставит его мнение, но нельзя не признать, что несколько раз он оказывался прав, — напомнил Джосайя. — Даже некоторые из этих типчиков-прохфессоров из «Мискатона» иногда приходят к нему за советом.
— Кучка психов, — фыркнул Линдер. — Они — наглядный пример низкого уровня государственного образования в наши дни…
— Есть идеи получше?
Линдер пожал плечами.
— Я позвоню Корвину и узнаю, дома ли он.
Большинство жителей Данвича согласились бы с тем, что Моуз Корвин был тем ещё закомуристым экспонатом. Обретающийся в запущенном доме викторианской эпохи недалеко от центральной улицы города, Корвин жил за счёт сбора хлама, опустошая чужие гаражи, подвалы и чердаки и продавая то, что он находил и мог починить, в антикварные магазины, которых в Динз-Корнерс и Таунсенде было так же много, как грибов после дождя. Но тяга к странному и необычному заставляла его оставлять себе вещи, которые он считал ценными — и которые, откровенно говоря, вряд ли бы хоть кто-то пожелал купить. И, хотя его двор был завален всяческим хламом, которым полнится каждый блошиный рынок, внутри дома было полно книг, изделий из стекла, кусков дерева и камня, которые, по его утверждению, остались от живших ранее в Мискатоникской долине индейских племён и первых поселенцев Данвича, одержимых дьяволом и иными, не менее скверными демонами. Корвин и сам был потомком одной из старейших семей города, получившей дурную репутацию после того, как в результате набега индейцев во времена Войны короля Филипа в деревне Данвич были сожжены практически все дома, кроме, неожиданно, дома Корвинов. Впрочем, это было очень давно и не являлось причиной для осуждения Моуза триста пятьдесят лет спустя — однако не мешало людям сплетничать время от времени.
— Хм… — это было всё, что смог сказать Корвин, бегло осмотрев протянутый ему камень.
Эбнезер решил сопровождать Линдера во время недолгого пути от Грейндж-холла до дома Корвина. После того, как им удалось пробраться через заполняющие двор груды каркасов кроватей, автозапчастей и выброшенной садовой мебели, они нашли входную дверь и дёрнули ручку звонка. Устройство сработало, и они услышали, как его звон эхом раздаётся по дому. Вскоре в прихожую, шаркая, вошёл Корвин. Занавеска, прикрывающая большой стеклянный овал в двери, слегка шевельнулась, после чего дверь открылась, являя их взорам высокую худую фигуру во фланелевой рубашке и выцветших чинос. Если не считать фамильного большого носа, копна аккуратно зачёсанных седых волос была наиболее характерной чертой Корвина. Линдер предположил, что этому человеку, должно быть, далеко за восемьдесят, но не был уверен.
— Ба! Это же Эрик Линдер, знаток местной истории, — усмехнулся Корвин, произнося слово «знаток» так, словно оно должно быть заключено в кавычки. — Чем обязан? Ужель в прошлом Данвича всё же осталось что-то, что ты не знаешь?
Линдер прочистил горло.
— Да, Моуз, как видишь, это действительно так, раз я пришёл к тебе. Я всегда был открыт чужому мнению…
— Разумеется, был, — сказал Корвин, подмигнув Эбнезеру.
— Слушай, Моуз, может, зароем топор войны? — взмолился Линдер. — Прошло уже более десяти лет с того городского собрания…
— Всего ничего для человека моего возраста, ага, — ответил Корвин. — Я предупреждал вас всех о Дьяволовом Выгоне, но вы не слушали. Вы просто взяли и проголосовали за то, чтобы сравнять его с землёй.
— Это было единственным правильным решением после того инцидента с Уилбуром Уэйтли, — возразил Линдер. — Когда оный был предан огласке, шериф Хилгер стал проводить там всё своё время, отгоняя студентов «Мискатона», самопровозглашённых ведьм и прочую шушеру, так и норовившую проникнуть туда. Это создавало городу дурную репутацию и превращало его в очередной коммерческий аттракцион ужасов наподобие Салема — только, в отличие от него, Хэллоуин бы здесь отмечали каждый день. Местным такая слава даром была не нужна, и я их не виню.
— И, вместо успешного разрешения ситуации, что-то пошло не так…
— Называй, как хочешь. По мне, так это просто совпадения.
— В любом случае, как историк, ты проявил просто поразительную способность игнорировать неприятные факты, — затем, прежде чем Линдер смог ответить, Корвин сменил тему. — Ну, так зачем ты пожаловал ко мне сегодня?
В молчаливом согласии оставить их текущие прения Линдер повернулся к Эбнезеру, представил старику фермера и показал на камень, который тот всё ещё держал в руках.
— Эбнезер нашёл это камень вчера на своём поле и пришёл в Грейндж, чтобы выяснить, знает ли кто-нибудь что-либо о нём. Я не смог его опознать. Не похоже, чтобы это была работа вампаноагов или резчиков по камню из ранних поселенцев…
— Дай-ка сюда, — прервал его Корвин.
Эбнезер передал камень старику. Тот поднял его, чтобы определить вес, после чего стал вертеть камень и осматривать его с разных углов.
— Интересно, — это было всё, что сказал Корвин. — Заходите. Только закройте дверь. И аккуратнее с моими безделушками.
Мужчины проследовали за Корвином внутрь и прошли по душному коридору в заднюю часть дома, лавируя между книжных шкафов, старой мебели и доверху заполненных не пойми чем коробок. В задней комнате Корвин положил камень на массивный стол и принялся рыться в ящиках, покуда не выудил из одного из них увеличительное стекло. Эбнезер и Линдер встали неподалёку, так как все стулья в комнате были завалены всяким хламом.
Поднеся стекло близко к глазу, Корвин вновь взял камень и, вертя его в руке так и сяк, начал пристально рассматривать, следуя взором за вырезанными на поверхности блеклыми бороздами. Наконец, он отложил его и заявил:
— Он отнюдь не новый… но не очень-то и древний.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Линдер.
— То, что он, вероятно, был вырезан в течение последнего столетия, ни больше, ни меньше.
— Откуда такая уверенность?
— Резьба выполнена в стиле, который я видел лишь на работах конца девятнадцатого века, — ответил Корвин. — В то время был популярен новый культ, поклонявшийся сущности, известной под именем Ноденс.
Линдер с трудом скрыл разочарованную мину. Именно этого он и опасался, когда Джосайя предложил им посетить Корвина. Старик был печально известен своим интересом к эзотерическим культам и древним религиозным верования, которые, по его мнению, некогда были сосредоточены в Данвиче. От этой репутации местные пытались избавиться годами. Конечно, в Данвиче, как и в других городах Массачусетса, были свои чудаки и эксцентрики, но никто не осуждал Гарвард за квакеров или Пепперелл за миллеритов. Более того, эти города принимали своё наследие, сохраняли святые места этих исчезнувших движений и приветствовали историков со всей страны, приезжающих, чтобы изучить их.
После недолгого молчания Линдер вздохнул и спросил:
— Ноденс?
— Нет нужды прятать скептицизм, который, как я вижу, ты испытываешь, Эрик, — улыбнулся Корвин. — Ты хочешь знать, что я думаю, или нет?
— Допустим.
— Признаёте вы их существование или нет, но, я уверен, вы слышали о Великих Древних и о том, что поклонение им восходит к доисторическим временам, — начал Корвин. — Наверняка вам также известно, что индейцы вампаноаг в Мискатоникской долине поклонялись им наравне со своими собственными духами…
— По крайней мере, так это преподносят популярные писатели из нью-эйджерского балаганчика, — перебил Линдер. — В Данвиче до сих пор время от времени объявляются такие.
— Как бы то ни было, согласно этим верованиям, Древние Боги за какие-то злодеяния были заперты в разных местах вселенной, в частности, в нашей Солнечной системе, — продолжил Корвин. — Я не буду вдаваться в подробности, кто из них есть кто, или где они должны быть заточены, скажу лишь, что некоторые из них, как говорят, находятся здесь, на Земле, а их тюремщиком является Старший Бог, именуемый Ноденсом.
— Ноденс…
— Да-да. Сейчас принято считать, что Ноденс пребывает не только в нашей, но и, одновременно, в альтернативных эпохах туманного будущего Земли. Похоже, это не мешает ему следить за заточёнными Древними Богами — очевидно, потому, что его слуги, называемые нощеточцами, делают за него всю грязную работу…
— Нощеточцами? — спросил Эбнезер, стараясь не отставать от хода беседы.
— Да, именно так… — Корвин остановился, задумался на мгновение, а затем выхватил книгу с одной из полок. — Ага, вот оно: «Нощеточцы — это существа, похожие на летучих мышей, обитатели Ночной Земли, или Мира Грёз, как называли её вампаноанг и другие северо-восточные индейский племена. Дом их хозяина, Ноденса, также находится там, и он пребывает в нём во тьме и вечной ночи…» Здесь есть довольно грубый набросок одного из них, — Корвин протянул книгу Эбнезеру.
Не успел фермер взглянуть на рисунок, как тотчас отпрыгнул назад, будто поражённый электрическим током.
— Что случилось? Тебя так испугала картинка?
Изгиб бровей Корвина выдавал его подозрения о том, что реакция Эбнезера была вызвана чем-то большим, о чём он пока не был готов сказать. Однако, отбросив их, Корвин пролистал ещё несколько страниц и остановился на другой иллюстрации.
— Вот то, что я искал, — сказал он, поворачивая книгу так, чтобы Линдеру было лучше видно. — Вот эти рисунки. Они кажутся тебе знакомыми?
Линдер присмотрелся повнимательнее.
— Они немного похожи на те, что на камне.
— Не немного — абсолютно, полностью!
— Ну и что, что они совпадают? Что это значит?
— Это значит, что тот, кто вырезал этот камень, что-то знал о поклонении Ноденсу. Согласно этой книге, такие камни были центральным элементом в обрядах, призывающих бога. Вероятно, там, где был найден один, есть и другие, так как ритуал призыва подразумевает, чтобы круг был ограждён пятью подобными камнями, каждый из которых представляет временные эпохи, в которых, предположительно, должно обитать божество. Цель такого ритуала неясна, но, возможно, она связана с просьбами отправиться в одну из будущих эпох вместе с Ноденсом.
— Всё это очень занятно, но проблема в том, что камень не слишком древний…
— Да, неподходящий кандидат на почётное место в вашем музее, Эрик, — усмехнулся Корвин, захлопывая книгу. — Тем не менее, я бы посоветовал найти компетентного археолога в «Мискатоне», который сможет приехать и осмотреть поле этого джентльмена до наступления холодов. Велика вероятность, что другие камни могут быть зарыты там же.
— Это кажется вполне очевидным, если мистер Фитч не против…
Беспокоясь, что другие камни буду продолжать привлекать отвратительных тварей, которых он видел накануне, Эбнезер, не раздумывая, принял предложение.
— Хорошо, тогда я свяжусь с кем-то из знакомых в университете, — сказал Линдер. — Спасибо, Моуз. Ты действительно помог.
— Видишь? Это было не так уж и сложно, да, Эрик?
Линдер ничего не сказал и покинул дом, обеспокоенный лишь тем, что Данвич снова может стать излюбленным местом для психов, которые рассматривают город как центр так называемой демонической активности. Городские власти долгие годы пытались с этим бороться и значительно преуспевали с тех пор, как сгинуло семейство Уэйтли. Никому не хотелось вновь возвращаться к исходной точке.
III. Лилли
— Профессор Лилли? Вам просили передать кое-что, пока вы отсутствовали…
Симпатичная молодая аспирантка вошла в кабинет профессора Уолтера Лилли и поставила коробку из-под обуви на его стол.
— Это всё? — спросил он. — Только коробка?
— Её оставил мистер Эрик Линдер. Он сказал, что является куратором музея Исторического общества Данвича, и что местный фермер откопал что-то, когда вспахивал своё поле несколько дней назад. Я сказала ему, что сегодня вы читаете лекции и будете заняты до вечера. Он спросил, может ли он оставить вам эту коробку; по его словам, внутри бумага с объяснением, а также контактная информация. Я выписала ему квитанцию за неё.
— Хм, Данвич? — Лилли, конечно, был знаком и с городом, и с регионом, в котором тот расположен, так как специализировался на истории Новой Англии колониальной эпохи. Он знал, что Данвич в прошлом изобиловал всевозможными дикими историями, которые скорее подходили для книг по типу «Странный Массачусетс», чем для серьёзной исторической науки. Однако, он бы не добился репутации, которую имел среди своих коллег, если бы игнорировал возможности, когда они сами собой представлялись. Интересные вещи зачастую случаются неожиданно, словно гром среди ясного неба, и это вполне мог быть подобный случай.
— Спасибо, мисс Фарнум, — сказал Лилли, и девушка вышла из кабинета.
Он потянул за опоясывающий коробку шнурок и снял крышку. Внутри, завёрнутый в страницы еженедельной данвичской газеты, лежал камень, который, как выяснилось при ближайшем рассмотрении, был покрыт резьбой в виде волнообразных линий, изображавших ни то лицо, ни то здание, ни то дом — Лилли не мог точно определить. Больше ничего примечательного в нём не было — в сущности, это был самый обыкновенный булыжник.
Лилли положил камень обратно в коробку и достал сложенную пачку бумаг, закреплённую скрепкой. Решив отложить кучку статей, над правкой которых он трудился, профессор откинулся в кресле и принялся за чтение.
Через несколько минут он был настолько заинтригован, что немедленно позвонил Эрику Линдеру. Оказалось, что тот указал номер своего мобильника, и спустя десяток секунд Лилли уже разговаривал с музейным куратором. Он поблагодарил его за присланный камень и выразил неподдельный интерес к посещению поля Фитча с несколькими студентами, чтобы провести официальные раскопки. По его прикидкам, операция должна была занять не больше доброй части утра и второй половины дня субботы, и потому, получив заверения, что фермер не будет против такой договорённости, Лилли назначил посещение на следующие выходные.
— Мисс Фарнум, — позвал Лилли, положив трубку.
— Да, профессор?
— Не могли бы вы подобрать нескольких аспирантов, чтобы они сопровождали нас на закрытых раскопках в эти выходные? Экипировка стандартная.
— Разумеется, профессор.
— И не забудьте сказать всем, чтобы тепло одевались, мисс Фарнум.
— Да, профессор! — радостно ответила девушка и отправилась выполнять поручение.
Четыре дня спустя настроение Лилли было просто отличным.
Стоял погожий осенний денёк, который предстояло посвятить полевой работе; пусть это и были весьма прозаичные раскопки буквально в трёх шагах от кампуса «Мискатона», даже они были лучше сидения в душной аудитории. К тому же, Лилли всегда чувствовал себя бодрее в компании молодых людей, тянущихся к знаниям, а эта компания становилась ещё более приятной благодаря присутствию мисс Фарнум, которую он, давно уже отбросив чувство смущения на этот счёт, находил привлекательной. Не было ничего плохого в том, чтобы восхищаться прекрасным образцом женской привлекательности — пусть и воплощённом в своей ученице.
Пара «Рендж Роверов», набитых аспирантами и оборудованием, необходимым для проведения полноценных раскопок, отъехала от кампуса ранним утром. Усаженные за руль парни из числа студентов Лилли уверенно и быстро вели машины по шоссе 128, и потому меньше, чем через час, группа достигла старой развязки Эйлсбери-Пайк и теперь пыталась отыскать знак, отмечающий поворот на Данвич. Впрочем, как оказалось, ни в каких знаках не было нужды, так как аккуратный тротуар, проходящий через Динз-Корнерс, заканчивался у городской черты, и начинались менее ухоженные дороги Данвича. Пробираясь по лесистым лощинам, где до десяти утра всё ещё было темно, машины, наконец, выехали в центр города и вскоре остановились перед музеем Исторического общества, располагавшемся в старом особняке, построенном в тысяча семьсот восемнадцатом году и являвшемся некогда резиденцией губернатора Массачусетса.
На обочине их уже поджидал Эрик Линдер. Когда обе машины из «Мискатона» затормозили, он шагнул вперёд и наклонился к открытому профессором окну.
— Профессор Лилли, я полагаю? — спросил Линдер.
— Да. А вы — Эрик Линдер, куратор музея Исторического общества?
— Верно. Я рад видеть вас, профессор. Не будем терять времени и отправимся на место?
— Ведите!
Линдер развернулся, бросился к ожидавшему его пикапу и заскочил внутрь. Мгновение спустя оба «Рендж Ровера» следовали за грузовиком, который вёл их коротким путём по Мейн-стрит, а затем свернул направо сразу за центром города. Они тотчас оказались в пригородной зоне, где то и дело попадались столетние дома, амбары разной степени ветхости, силосные башни и курятники. Промеж лесных массивов виднелись холмистые пастбища, местами всё ещё покрытые травой, пощипываемой пасущимися коровами.
В нескольких милях от города пикап замедлил ход и снова повернул, на этот раз к почтовому ящику с надписью «Фитч», стоящему на въезде на узкую дорожку. Хрустя шинами по гравию, три машины продвигались вдоль узкого, но бурного ручья, пока, наконец, не въехали во двор хорошо ухоженного фермерского дома, рядом с которым, практически вплотную, располагался сарай с курятником. В этот момент на заборе появился большой петух и начал настороженно наблюдать за новоприбывшими.
Линдер выпрыгнул из грузовика, захлопнув за собой дверь, ровно в тот момент, когда Эбнезер Фитч вышел на крыльцо дома, а дверь за ним столь же резко закрылась.
— Доброе утро, Эбнезер, — поприветствовал его Линдер. — Это профессор Лилли из Мискатоникского университета.
— Доброе утро, профессор, — неуверенно пробубнил Эбнезер, не очень понимая, как стоит себя вести.
— Доброе утро, мистер Фитч, — ответил Лилли, протягивая руку. — Насколько я понимаю, пару дней назад вы нашли нечто интересное на своём поле?
— Да. А вы подозреваете, что там могут быть ещё такие же камни?
— Не исключено. Судя по тому, что я знаю о людях, которые использовали подобные камни, они были нужны для религиозных ритуалов, требовавших более одного камня для правильного эффекта… по крайней мере, так считали культисты.
— Ах, культисты? Мне не нравится, как это звучит. Если там есть другие такие штуки или ещё что-нибудь подобное, я бы очень хотел, чтобы вы их выкопали и забрали отсюда. Я — порядочный христианин, и не хочу иметь ничего общего с дьяволопоклонниками или кем бы там они ни были.
— Что ж, посмотрим, сможем ли мы вам помочь, мистер Фитч. А теперь, может, вы покажете нам направление к полю…
— Вот он, Линдер, может проводить вас туда. Мне… мне нужно поработать на ферме.
— Без проблем, Эбнезер. Пойдёмте, профессор?
— Всенепременнейше.
Небольшая компания вновь разместилась по автомобилям и, как и прежде возглавляемая пикапом, двинулась по ухабистой дороге, ведущей через лес, под своды которого только-только начинали проникать лучи утреннего солнца, чей золотистый свет, прорываясь между почти полностью голых ветвей, оставлял на земле тени. Наконец колонна выехала на залитое солнечным светом открытое пространство, и Линдер остановился на границе широкого поля, которое явно было недавно перепахано.
Выпрыгнув из машины, Лилли не стал терять времени даром и приказал своим подопечным немедленно разгружать оборудование. Сам он последовал за Линдером к месту, где Фитч обнаружил камень.
— Как видите, вон там начинаются неровные борозды, — сказал Линдер, указывая на расположенный в отдалении участок поля. — Именно там Эбнезер и нашёл ту штуку.
— Отлично, мы примем это в качестве центральной точки и сделаем несколько пробных отверстий по концентрическим окружностям оттуда.
— Как много времени это займёт?
— Час или около того. Рисунок на камне знаком мне; я немного изучал связанный с ним культ и имею весьма неплохое представление о том, как наш камень вписывается в общую схему ритуала. Так что, не думаю, что придётся потратить много времени на поиски вслепую… Тони! — позвал Лилли, прерывая свою речь. — Установи первую партию примерно на десять ярдов!
— Так точно, профессор! — прозвучало в ответ, и тот, кого Лилли назвал Тони, принялся корректировать работу других аспирантов.
— Наверное, неплохо иметь студентов, которые знают, что они делают, и готовы помочь в проектах вроде этого, — заметил Линдер.
— О, да. Как и находиться в их компании: их юношеский энтузиазм всегда воодушевляет меня.
Лилли оказался совершенно прав в своих предположениях. Периметр раскопок был установлен очень быстро, и вскоре из земли были извлечены ещё три похожих на первый камня.
— Продолжайте в том же духе, — подбадривал Лилли студентов. — Там должен быть, по крайней мере, ещё один.
— Если честно, я поражён, что вы смогли добиться таких результатов настолько быстро, — сказал Линдер, наблюдая, как Лилли и мисс Фарнум тщательно очищают камни мягкими щётками.
Они стояли у складного стола под лёгким навесом, поддерживаемым четырьмя тонкими шестами. На столе размещались четыре тщательно маркированных лотка, в двух из которых лежали два найденных на данный момент камня.
— Достаточно, мисс Фарнум, — сказал Лилли, когда девушка закончила очищать третий камень. — Можете начинать готовить упаковку.
— Я знаю, что ещё рано, профессор, но есть ли хоть какие-то выводы, которые вы можете озвучить, основываясь на текущих находках? — спросил Линдер.
— Разве что самые промежуточные. Поскольку камни располагались ровно на тех же местах, где им и должно было располагаться, я думаю, будет правильным предположить, что остальные материалы, с которым я ознакомился в университете, тоже находят своё подтверждение. Это определённо место поклонения Ноденсу, существу из космологии, широко известной как «свод мифов Ктулху».
— Не уверен, что понимаю вас, профессор, — признался Линдер. — Что это за «свод»?
— Если вкратце, то это, судя по всему, собрание доисторических религиозных течений, которые в определённый момент были объединены в общую космогению, выстроенную вокруг неких Старших Богов, — объяснял Лилли. — Предполагается, что сущности, связанные с этим мифологическим сводом, заперты в тюрьмах по всей Солнечной системе; немало их томится и на Земле, в том числе, и самый известный — Ктулху, последователи которого считают, что он сокрыт под морем…
— Вы говорите об этом так, будто эти дремучие верования живы по сей день…
— В некотором роде так и есть. Они, конечно, не столь широко распространены, как наши нынешние мировые религии, но у них есть активные подвижники в лице более чем нескольких разочарованных душ…
— Местный… историк поведал нам примерно то же самое перед тем, как я вышел на вас, профессор, — сказал Линдер. — Мы не поверили ему…
— Местный сумасшедший, я полагаю?
— Ну, я бы не стал выражаться так грубо…
— Я не собирался оскорблять этого парня, — сказал Лилли. — Я просто предположил, что жители, вероятно, думают о нём именно так. В своём деле я научился не отвергать устные предания, хранимые местными старожилами.
— Самое забавное, что тот человек, Моуз Корвин, как и вы, связывал этого Ноденса с камнями.
— И вы ему не поверили?
Линдер пожал плечами.
— В этом городе странных преданий и локальных легенд всегда было более чем в избытке, профессор. Местные хотят избавиться от этого. Они не хотят, чтобы Данвич в конечном счёте был захвачен коммерциализмом, который испортил Салем.
— Прекрасно вас понимаю, но, в то же время, город не должен так резко отрицать свою собственную историю. Что произошло, то произошло, и никакой самообман не изменит этого факта. Более того, даже если большинство жителей настроены отвернуться от истории города, всегда найдутся те, кто воспротивится этому. Эти камни, конечно, старые, но не древние. Я бы не отнёс их даже к эпохе колонизаторов. В сущности, я рискну предположить, что они были созданы менее ста лет назад, и не коренными американцами, а европейцами.
— Но зачем? — спросил Линдер.
— Для поклонения, конечно. Видите ли, из-за отсутствия письменности или сохранившихся произведений искусства, большая часть истории американских индейцев утрачена, и потому всё, что мы знаем об их образе жизни до прибытия первых исследователей — это то, что было сохранено европейскими переселенцами. В том числе, это некоторые их религиозные практики, чьё проведение, по большей части, несло прямую угрозу этим самым поселенцам — и даже подхватывалось ими. Первые упоминания о таких практиках были сделаны самим Джоном Уинтропом. В те времена среди поселенцев перенимание местных обычаев не было редкостью; именно поэтому индейские верования до сих пор живы во всяких захолустьях.
— Вы предполагаете, что какие-то заблудшие души разместили эти камни здесь в рамках некого современного религиозного обряда?
— Именно. Пласты почвы подтверждают это. Эти камни, которые, возможно, десятилетиями были во владении культа, были помещены сюда недавно с явной целью поклонения. Вероятно, культисты так и не успели завершить свой ритуал — этому помешал Фитч, выкопав один из камней.
— Значит, хотя они и не являются древностью, они всё равно могут представлять для вас интерес?
— О, разумеется! Я прямо сейчас могу сказать, что узоры на этих камнях очень схожи с нанесёнными на извлечённые из индейских курганов в Огайо артефакты … а те совершенно точно датированы девятисотым годом до нашей эры. По крайней мере, они представляют собой хорошую связь между недавним прошлым и более древними практиками, уходящими в историю на сотни, а, может, и тысячи лет. Я уверен, что кафедра изучения коренных народов с удовольствием будет работать с ними.
— Я закончила, профессор, — перебила мисс Фарнум, которая упаковывала камни в отдельные контейнеры и наносила на каждый из них идентификационную информацию. — Осталось дождаться, смогут ли остальные найти…
— Профессор, — сказал Тони, подходя к навесу. — Мы нашли последний.
— Великолепно! — воскликнул профессор, беря грязный камень в руки. — Я очищу его, пока вы, ребята, собираете оборудование. Думаю, здесь мы закончили.
В течение получаса всё было убрано обратно в машины, и поле в какой-то мере вернулось к своему изначальному состоянию.
— Теперь осталось только попросить мистера Фитча подписать бумаги, разрешающие нам забрать артефакты в университет для изучения, — сказал довольный Лилли.
К удивлению Лилли, получить разрешение фермера оказалось легче, чем он предполагал. Едва он начал объяснять необходимость подписания документов, как Фитч бесцеремонно выхватил их из его рук и тут же подписал.
Лилли показалось, что фермер как можно скорее стремился покончить с этой формальностью, небрежно отмахнувшись от разговора о возвращении их в срок. На самом деле, Линдер, судя по всему, больше беспокоился о возвращении камней в музей, чем их владелец.
IV. Монтроуз
Он с криком проснулся и обнаружил, что его пижама мокра от пота. Свернувшись в клубок у изголовья кровати, он какое-то время старался успокоиться, расслабиться, собраться с мыслями. Когда ему это удалось, он понял, что опять видел сон, на этот раз кошмар. Раньше сны были размытыми, и к утру их было трудно вспомнить. Но в этот раз всё ещё стояла ночь, и у него возникло чёткое ощущение, что, если он постарается, то всё вспомнит. Будучи не готовым к подобной попытке, он был всё ещё потрясён пережитым и решил, что чашка кофе, обильно сдобренная самогоном Бобби Уинтропа, это как раз то, что ему нужно, чтобы успокоить нервы.
Поначалу вспоминание давалось с трудом. Казалось, что-то внутри него отказывается сотрудничать, активно сопротивляясь любым попыткам вернуться к кошмару. Но он напомнил себе, что он жрец Ноденса — верховный жрец, если быть точным — призванный служить Великому в день Освобождения, когда Древние Боги больше не будут заточены и смогут беспрепятственно опустошать беспомощную и покорную Землю. В тот день он рассчитывал оказаться под защитой Ноденса и, таким образом, избежать ужасной участи остальных людей. Мысли об этом придали ему сил, и он переключил своё внимание на воссоздание сна.
Постепенно, по мере того, как он концентрировался, на поверхности стали всплывать обрывки и фрагменты, а вместе с ними возвращался и страх. Он обнаружил, что его подсознание сопротивляется попыткам вспомнить, но небольшое усилие позволило ему обойти это сопротивление. Казалось, тень того проклятого места, которое он посетил во сне, оставалась с ним, предупреждая держаться подальше. Но к тому моменту было уже слишком поздно; детали вставали на свои места слишком быстро, чтобы их можно было игнорировать, и внезапно он вспомнил всё. Он вспомнил черноту, абсолютную и неумолимую тьму — и давящее чувство, будто за ним наблюдают некие сущности, огромные и холодные, разглядывают его так, как он бы рассматривал паука, найденного в кухонной раковине. Затем, хотя его глаза и не могли проникнуть сквозь темноту, другие органы чувств подсказали ему, что он находится на большом открытом пространстве. Он чувствовал запах пепла и почвы, давно утратившей свои живительные свойства, а воздух, накатываясь тошнотворными волнами, пах серой и гарью. Его уши улавливали наполняющую атмосферу тяжёлую тупую пульсацию, грозящую раздавить его под своим невидимым весом. Кроме того, его кожа ощущала гнетущее тепло, исходившее не от здорового солнца, а от подземного пламени или от мёртвой чёрной звезды. Именно это последнее ощущение побудило его сконцентрироваться ещё сильнее, и постепенно он заметил тусклое сияние — или же просто менее тёмное место — где-то вдали. Сияние позволило разглядеть другие формы, раскиданные по чёрной выжженной равнине, на которой он оказался, нечёткие очертания больших объектов, нависающие над ландшафтом своей бесформенной массой в знакомых, но тревожных формах.
Над всеми ними, далеко-далеко, хотя он и чувствовал это, возвышалось невозможно сооружение, пирамида высотой в милю, покатые грани которой тускло поблёскивали, точно отполированный металл. Она была настолько колоссальной, что её вершина исчезала в тяжёлых верхних слоях атмосферы, и, к его облегчению, на фоне её чёрной массы тут и там мерцали крошечные огоньки. Это был единственный объект, полностью различимый на этой огромной и пустой равнине, и он инстинктивно ассоциировал его с себе подобными. Это было убежище, Великий Редут, нечто большее, чем дом. Возможно, это был последний оплот человечества, уничтоженного порождениями Старших Богов.
Но у него больше не было времени размышлять над загадкой пирамиды, так как чудовищные фигуры, которые он заметил ранее, внушили ему невиданный доселе ужас: казалось, что они двигаются, и это было тем более ужасающе, что не было подходящей характеристикой для, например, дома или забора. Возвратясь в полной мере, чувство злобы, которое он ранее связывал с этими невообразимыми фигурами, превратилось в буйный и физически ощутимый поток, грозивший захлестнуть его. Паникуя, он начал рыться в радиоактивном пепле, из которого состояла земля под ним. Спотыкаясь, падая, поднимаясь и снова падая в отчаянной попытке сбежать от живой горы, надвигавшейся на него, он почувствовал, как смертельное безумие нарастает внутри него. Он взывал к Ноденсу и вдруг осознал, что его хозяин был им недоволен; что потеря ритуальных камней лишила его отеческой длани и оставила беззащитным перед той участью, которая вскоре постигнет всё человечество.
— Не оставляй нас, Владыка! — услышал он свой вскрик; образы ужасного пейзажа из сна всё ещё были ярки в его сознании. — Я обещаю исцелить рану, нанесённую твоему достоинству! Только не оставляй самого преданного из своих слуг!
Он нервно оглядел кухню, чтобы убедиться, что всё ещё находится в апартаментах, которые снимает над магазином кормов Джима — и какое-то мгновение даже такие обычные предметы, как электрический тостер и духовка, показались ему чужеродными и угрожающими. Хуже всего обстояли дела с холодильником; что-то в форме или размерах оного вызывало в его мозге беспричинный страх, который в итоге побудил его одеться и покинуть жилище.
На улице было всё ещё темно, но он нашёл свою машину и поехал на восток от Динз-Корнерс так быстро, как только мог, направляясь к шоссе и, в конечном счёте, к Мискатоникскому университету. Именно там ему удалось узнать накануне, что археологи забрали ритуальные камни. Это был последний из штрихов полосы неудач, принёсшей ему враждебность Ноденса, коей он искренне надеялся избежать.
Когда он и остальные прибыли на поле Фитча, чтобы провести финальный обряд Перехода, он сразу понял, что что-то не так. Место на ферме Фитча, выбранное в качестве связующего звена в сложной схеме ключевых точек по всей Мискатоникской долине, было наполнено экстрасенсорными импульсами, ставшими ещё более заметными благодаря камням, которые группа закопала здесь несколько недель назад. Но, как вскоре выяснилось, импульсы не проходили, сколько бы раз они ни проводили ритуал и с какой бы тщательностью ни исполняли его. Он вспомнил отчаяние, которое испытывал, приказывая своим последователям найти камни, чтобы убедиться, что они были расположены правильно и закопаны на достаточную глубину. Именно тогда он осознал всю чудовищность ситуации: один из камней пропал! Не имея ни малейшего представления о том, что с ним произошло, он был вынужден молить Ноденса о понимании и вспоможении в поисках пропавшего камня. Даже сейчас, выезжая на шоссе 128, он вздохнул с облегчением, вспомнив, как Ноденс удовлетворил его просьбу. В ту же ночь явилась группа его прислужников, но из-за того, что ночь уже подходила к концу, они не смогли достать камень. К тому моменту он уже действительно начал отчаиваться. Ноденс не простит его неудач, и шанс жить под его защитой будет утерян навсегда. Догадываясь, что камень, вероятно, был найден Фитчем, он запланировал обыскать фермерский дом и забрать вещицу обратно. Операция должна была быть донельзя простой, пока не стало известно, что фермер уже отнёс камень в Историческое общество. Затем, прежде чем любые дальнейшие планы могли быть разработаны, камень был отправлен в Мискатоникский университет. Он проклинал расторопность университетской кафедры археологии, которая действовала так оперативно, что все остальные камни были найдены до того, как с этим можно было что-то поделать. Теперь он должен был лично столкнуться с этим профессором Уолтером Лилли и каким-то образом убедить его отдать камни или вернуть их туда, где они были найдены. Если бы только прислужники Ноденса всё ещё были с ним, они бы точно напугали Лилли и заставили сотрудничать… но в текущей ситуации он сомневался, что простыми угрозами можно будет повлиять на неверующего учёного.
Пробираясь по пустым улицам Аркхэма, он сбавил скорость, когда впереди показался кампус Мискатоникского университета. Многие парковочные места были свободны (первые занятия должны были начаться ещё нескоро), и потому он выбрал себе тихое местечко вдали от офисов преподавателей. Теперь оставалось лишь ждать, когда Лилли явится на работу.
Должно быть, он провалился в сон, так как в следующее мгновение солнце уже было высоко в небе, а кампус вокруг него кишел студентами. Выйдя из машины, он зашёл в здание факультета, остановился в вестибюле, чтобы свериться с указателем, а затем направился прямиком на кафедру археологии, в кабинет Лилли.
В приёмной профессора он, не успев пройти в кабинет, был остановлен молодой женщиной. Он сообщил ей, что его зовут Эли-а-Пинток, и что у него к профессору есть важное дело. Попросив его подождать, девушка заглянула в кабинет, и он услышал, как она передала Лилли, что какой-то человек хочет его видеть.
— Моё имя Эли-а-Пинток, — представился он, войдя в кабинет.
— Впечатляет, — хмыкнул Лилли. — Полагаю, на языке вампаноагов оно означает «Искатель грёз».
— Не суть важно. Я здесь не для того, чтобы впечатлять вас или кого-то ещё, — сказал Эли-а-Пинток.
— Тогда зачем менять своё имя с Монтроуза… Норманд Монтроуз, не так ли? Кажется, вы посещали один из моих базовых курсов по антропологии?
— Да, несколько лет назад, — признался Эли-а-Пинток, урождённый Монтроуз. — Это было до того, как я стал верховным жрецом культа Великого Ноденса.
— Вот как? И по какой причине я удостоен того, чтобы сам верховный жрец нанёс мне личный визит?
— Не надо относиться ко мне снисходительно, Лилли. Я пришёл требовать, чтобы вы вернули камни, которые взяли с поля Эбнезера Фитча.
— И по какому праву вы выдвигаете такое требование?
— По праву собственности. Эти камни находятся во владении служителей Ноденса уже сто сорок два года…
— Вы можете это доказать?
— Поверьте, вы не захотите увидеть те доказательства, которые я могу предъявить.
— Вам придётся расстараться, чтобы убедить меня просто так отдать камни. Вы утверждаете, что вы верховный жрец культа, поклоняющегося Ноденсу?
— Не уходите от темы, профессор. Я прекрасно осведомлён о сфере ваших научных интересов. Вы специализируетесь на индейских преданиях и верованиях, поэтому отлично знаете, кто такой Ноденс. Он — Хранитель Темниц, назначенный Старшими Богами, чтобы охранять узилища, в которые Древние Боги были заключены задолго до того, как человечество стало чем-то большим, чем группами клеток, плававшими в первобытных океанах Земли.
— И на основании чего вы в это верите?
— На основании слов самого Ноденса. Я удостоен чести быть инструментом, посредством которого он общается со своими последователями в этом мире.
— Смотрите-ка, Монтроуз, — сказал Лилли, наклонившись вперёд. — Как может обычный человек вроде вас понимать что-то о мыслях и желаниях такого существа, как Ноденс, даже если он существует? — он поднял руку, чтобы остановить протесты верховного жреца. — Но если предположить, что он существует, литература, в том числе, такие первоисточники, как «Некрономикон», «Пнакотикские рукописи» и «Нууссуакские отрывки», указывает на то, что сущности из свода мифов Ктулху — это не более чем внеземные существа с далёких планет, которые тем или иным образом оказались в ловушке на Земле. Как могут такие абсолютно чужеродные существа, которые развивались совершенно иначе, чем люди, которые имели совершенно отличный от человеческого опыт в галактиках и измерениях, полностью чуждых и необъяснимых для нас, иметь хотя бы основу, на которой можно выстраивать адекватное общение с существами, не имеющими с ними ничего общего? Их мыслительные процессы, представления, даже чувства — имей они их — были бы такими, что люди вроде вас никогда не смогли бы и надеяться понять их. На самом деле, в источниках нигде нет прямых доказательств того, что существа из свода мифов Ктулху когда-либо напрямую общались с людьми. Всё написано из третьих рук…
— Хватит! Как вы смеете насмехаться над Великим Ноденсом? Разве вы не знаете, что он может задуть вашу никчёмную жизнь, словно пламя свечи?
— Если со мной что-то и случится, это произойдёт не по вине Ноденса, а от рук людей, — сказал Лилли, откинувшись в кресле. — Теперь о доказательстве собственности, о котором я спрашивал…
— Эти камни принадлежат последователям Ноденса! — настаивал Монтроуз. — Они наши!
— Вы можете твердить эту фразу до посинения, но от этого она не превратится в доказательство, — сказал Лилли. — А причина, по которой вы не можете предъявить доказательство, заключается в том, что у вас его нет. С другой стороны, необходимо ли мне отмечать, что камни были найдены на частной территории, принадлежащей Эбнезеру Фитчу? Они по праву принадлежат ему, и он дал университету разрешение оставить их на время изучения. Если вы проникли на его землю, чтобы закопали эти камни, то вы нарушили закон.
— Великий Ноденс не связан никакими земными правилами и предписаниями, и уж тем более подзаконными актами Данвича, — упорствовал Монтроуз. — И камни на самом деле принадлежат Великому Ноденсу, Хранителю Темниц и Владыке Мира Грёз. Однако его последователи должным образом назначены хранителями…
— То есть, ваша секта является законным представителем Ноденса?
— Мы не секта! — гневно выкрикнул Монтроуз, побагровев. — Старшие Боги реальны! Они управляют известной вселенной. Вся реальность подчиняется им, и они возложили на Ноденса ужасную ответственность…
— Да, чтобы быть уверенными, что Древние Боги, включая Ктулху, покоятся в своих темницах, — закончил Лилли.
— Раз вы и так всё знаете, мне нет нужды говорить вам о силах, с которыми вы заигрываете, отказываясь отдавать камни…
— Почему они так важны? — перебил Лилли. — Почему вас так волнует их возвращение?
— Я не обязан ничего объяснять неверующему, — сказал Монтроуз, — но я скажу вам вот что: они нужны нам, чтобы завершить ритуал Избранных. С его помощью мы отворим проход, сквозь который каждый верный слуга Ноденса сможет попасть в Мир Грёз — и избегнуть того ужасающего мгновения, когда срок заключения Древних Богов истечёт, и мир вновь станет их владением.
— Чушь! — воскликнул Лилли, чьё терпение подошло к концу. — Монтроуз, вы либо дурак, либо сумасшедший; один из тех людей, которые не могут справиться с современным обществом и оттого теряют себя в каком-нибудь воображаемом суеверии, будь то колдовство, вампиризм или вера в Древних Богов. Мисс Фарнум!
— Да, профессор? — девушка немедленно возникла в дверном проёме.
— Пожалуйста, проводите мистера Монтроуза до двери, — распорядился Лилли, ущипнув себя за переносицу. — Он попусту тратит моё время.
— Так вы отказываетесь отдавать мне камни? — неуверенвсё слушали все то, что я сказал? Конечно, я отказываюсь! А теперь, пожалуйста, пойдите прочь.
— Вы ещё пожалеете об этом, Лилли, — бросил Монтроуз, когда девушка, ухватив за рукав, повлекла его к выходу из кабинета. — Великий Ноденс добьётся своего. Вот увидите!
V. Ноденс
— Он думает, что я не заметил их на столе в кабинете, но он ошибается, — объявил Монтроуз небольшой группе людей, собравшихся в его апартаментах над магазином. — Я специально переигрывал, пытаясь запугать его; жаль, что впустую. Теперь нам предстоит сделать всё сообща.
— Но, Норманд, как же великий Ноденс? Разве он не сможет снова помочь нам, как это было у Фитча?..
— Нет. Посланные им нощеточцы были разовой акцией. Если мы ещё раз попросим Ноденса о помощи, он поймёт, что в первый раз у нас ничего не вышло, и что камней у нас нет. Но если мы вернём их самостоятельно, он никогда не узнает… и не называй меня Нормандом.
Монтроуз созвал остальных членов культа, чтобы сообщить им плохие известия и заручиться их помощью в возвращении камней. После жёсткого отказа профессора ему стало ясно, что придётся пойти на решительные меры.
— К ночи среды нам нужны эти камни, поскольку, если в нужный час ритуал Избранных не будет завершён, мы не только потеряем шанс на защиту в момент освобождения Древних Богов, но и вызовем недовольство великого Ноденса, — постановил Монтроуз. — Поэтому нам придётся проникнуть в кабинет Лилли и забрать их самостоятельно.
Культисты тут же зароптали, но Монтроуз знаком призвал собрание к порядку.
— Я знаю, что это рискованно, но какие ещё у нас есть варианты? — никто не возразил, и он продолжил. — Вот мой план. Не вижу причин откладывать, поэтому мы проведём похищение в среду после полуночи. Думаю, у нас есть все шансы провернуть это, так как я чувствую, что Лилли не ожидает от нас столь скорых действий… к тому же, он может быть достаточно глуп, чтобы полагать, что мы действительно верим, будто сам Ноденс приложит руку к такой незначительной авантюре. Итак, мне понадобится только пара человек, остальные отправятся на поле и подготовят его к ритуалу, чтобы мы могли начать как можно раньше, как только получим камни обратно. Я не могу допустить, чтобы Лилли или кто-то ещё узнал, что мы задумываем, и вмешался до того, как мы закончим. Так что, Джессика и Кент, вы идёте со мной. Фарли, ты отвечаешь за поле.
— Хорошо, — кивнул Фарли.
— Вы свободны.
Когда остальные вышли, Монтроуз пригласил двух оставшихся сесть за маленький кухонный стол.
— Джессика, мы воспользуемся твоей машиной для этого дела, — начал Монтроуз. — Мою может узнать охранник или ещё кто-нибудь. Неважно, увидит ли кто-то твою машину, потому что после того, как всё закончится, мы уже будем пребывать в Мире Грёз. Добравшись до университета, оставайся в машине и жди, пока мы с Кеном займёмся похищением.
Джессика кивнула, но ничего не сказала.
— Кент, мы с тобой приедем в университет на автобусе днём и спрячемся в здании факультета до полуночи. Когда все уйдут, мы с лёгкостью отыщем кабинет Лилли и, если он не был оставлен открытым, попадём внутрь с помощью старого трюка с кредитной картой. Когда я был там, я приметил, что замок на двери кабинета старый, и его уже меняли ранее.
Кент усмехнулся:
— Есть идеи, где мы будем прятаться?
— В подвале есть старая топка, которая больше не используется. Всё, что от нас требуется — снять ревизионный лючок, за которым будет достаточно места, чтобы спрятаться на несколько часов. Я немного исследовал местность перед тем, как подняться к Лилли.
— Звучит как хороший план.
— Где мне вас ждать? — спросила Джессика.
— На Френч-стрит, по другую сторону стены южного кампуса. Если всё пройдёт гладко, я и Кент должны перебраться через эту стену около половины четвёртого утра. Есть вопросы? Хорошо. Кент, я буду ждать тебя на автобусной остановке на Мэйн-стрит в четыре часа дня во вторник.
В итоге всё прошло даже лучше, чем ожидалось, и Монтроуз с Кентом перебрались через стену ближе к трём часам утра. С ними были камни, которые они положили в тяжёлую сумку, взятую из почтового отделения Динз-Корнерс. Джессика спокойно ехала по тёмным улицам Аркхэма, пока не достигла шоссе. Там она прибавила скорость, но старалась не превышать лимит. Примерно через час они въехали в Данвич по Эйлсбери-Пайк. Как-то внезапно исчезли все рассеянные уличные фонари. Избегая центра города, чтобы не привлекать внимание одинокой патрульной машины, Джессика поехала окольным путём по узким петляющим дорогам, пересекающим сельскую местность. Наконец, заглушив фары, Джессика свернула с дороги к заброшенному повороту на противоположном ферме Фитча склоне.
В густом лесу вокруг них царила кромешная тьма, так как они находились в тени холма, круто поднимавшегося над дорогой. В ясном небе над головой мерцали звёзды, но луны не было видно. Используя маленький фонарик с тонким, как карандаш, лучом, Монтроуз прошёл мимо пары других припаркованных глубже в лесу машин, оставленных Фарли и остальными, прибывшими раньше них на место ритуала. Слабо различимая тропа вела мимо густых древних дубов, поднимаясь к вершине склона, а затем снова вниз через ручей Петаваг. Наконец, преодолев каменную ограду, они вышли на поле, где их ждали остальные.
— Камни у тебя? — спросил Фарли, выходя из-под сени берёз, чьи стволы слабо белели в звёздном свете.
— Да, — ответил Монтроуз, указывая на почтовую сумку, висевшую у Кента на плече. — Здесь всё готово?
— Абсолютно, — подтвердил Фарли, когда остальные культисты начали выходить из тени. — Ямы были выкопаны на необходимую глубину, а предварительные слова заклинания были произнесены в нужное время.
— Хорошо. Давайте прикопаем камни и наденем наши мантии.
Последние приготовления были завершены быстро, и группа разделилась, чтобы снять свою повседневную одежду и облачиться в ритуальные одеяния; несколько женщин ушли в одиночку, чтобы продемонстрировать скромность, которая позже, когда придёт время совершить переход в Мир Грёз, будет сброшена вместе с мантиями. Ибо было сказано, что земные вещи любого рода будут препятствием для успешного перехода в отеческие объятия Ноденса.
Переодевшись, группа собралась в широкий круг за пределами пяти точек, образованных ритуальными камнями. Собравшись с мыслями, Монтроуз начал декламировать слова ритуала Избранных:
— О, Великий Ноденс! Хранитель Ключей, Наперсник Старших Богов, Мудрый Защитник! Внемли мольбам своих верных слуг! Годами мы доказывали свою веру и преданность, хранили имя твоё и исполняли все, что было велено нам в записях, в коих ты соизволил выразить свою волю. Теперь в указанное время накануне Освобождения, когда Древние Боги будут вновь выпущены на Землю, чтобы править, как в старые времена, мы умоляем тебя даровать нам награду, которую мы заслуживаем, и защитить нас от надвигающейся бури! Йа, Ноденс! Сфаг нтрайт фингли фан! Суй гилфон кххик нар. Йа, Ноденс!
Когда Монтроуз закончил свою прокламацию, вокруг культистов сгустилась тишина. Затем в тёмном лесу, окаймлявшем пустое поле, поднялся лёгкий ветер, и, пока деревья шептались в ночи, в пространстве, ограниченном пятью камнями, начали происходить странные вещи.
Некоторые из культистов, ахая, невольно отходили назад, но не слишком далеко, стараясь не разрывать круг. Удивление, возможно, объяснялось тем, что их вера была не настолько полной, как могло показаться. Но теперь оно завладело ими, не позволяя отступить и отстраниться, и они вместе с остальными принялись смотреть на то, что происходило в пределах круга пяти камней.
Там начинало формироваться видение — столб трёхмерного пространства, начинающийся в нескольких дюймах над вспаханной землёй и уходящий в небо. Внутри столба ощущалось движение, хотя ничего не было видно. За неясным свечением того, что казалось далёким горизонтом, над почерневшим пейзажем, манящим к себе каждого, кто осмеливался взглянуть на него, довлела тьма.
— Ночная Земля, — пробормотал Монтроуз, подаваясь вперёд. — Грядущая эра Мира Грёз, эра, в которой Древние Боги свободны, а великий Ноденс властвует, ибо его роль тюремщика закончилась навсегда! — повернувшись, он обратился к остальным культистам, инстинктивно сбившимся в кучку. — Мы можем избежать судьбы, ожидающей остальное человечество! Мы следовали повелениям великого Ноденса, дабы сформировать настоящее таким образом, чтобы могла быть создана временная линия будущего, которая, вероятно, приведёт к надлежащей эре; эре, в которой Древние будут снова править Землёй, как в дни давно ушедшие. Мы принесли в жертву подходящих людей из нашего числа, как предписывали древние писания. Теперь мы провели ритуал Избранных, и наш час настал! Мы — счастливчики! Мы — избранные! Мы будем вечно пребывать в Доме Молчания! Всё, что нам нужно сделать, это переступить порог и пройти через дверь, что распахнул перед нами Ноденс.
Повернувшись к столбу, который всё ещё беззвучно стоял перед ним, Монтроуз сбросил свою мантию, представ обнажённым перед смутной тьмой.
— Я готов, Великий Ноденс! Готов принять награду, которую ты приготовил для своего верного слуги!
С этими словами Монтроуз шагнул из этого мира на Ночную Землю, а за ним быстро последовали остальные, каждый из которых в свою очередь оставлял на поле свои последние земные вещи.
Первым, на что обратил внимание Монтроуз на другой стороне, было ощущение того, что окружающий пейзаж знаком ему. Вскоре он понял, что тот был таким же, как и в его снах, которые, как он понял, были видениями, посланными ему Ноденсом. Но восторг, который он испытывал то ли несколько мгновений, то ли целую вечность назад, быстро исчез, когда пагубность и злотворность, пропитавшие атмосферу, навалились на него, точно физически ощутимые явления. Его чувства были настолько оторваны от окружающего, что он понял, что стоит на коленях, только по боли, причиняемой ему каменистой землёй. Дискомфорт немного привёл его в чувство, и внезапно совершенно не дающая ощущения свободы нагота заставила его почувствовать себя уязвимым. По щекам потекли слёзы, он с трудом поднялся на ноги и, наконец, заметил окружающих его людей. Они были дезориентированы, нетвёрдо стояли на ногах, а их белые голые тела уже успели покрыться грязью и пеплом.
Вдалеке возвышалась огромная пирамида из его снов, и от неё исходили словно бы волны психической энергии, надежды и желания миллионов заключённых там людей. Казалось, они призывали его прийти к ним, в их безнадёжную обитель, в единственное оставшееся безопасным убежище Ночной Земли… враждебном месте, управляемом огромными существами, которых они называли Хранителями, и созданиями поменьше, бродящими по опустошённому ландшафту в слепом поиске несчастной жертвы.
— Мы должны добраться до того здания, — проговорил Монтроуз, используя все свои силы, чтобы сделать хотя бы один шаг. — О, Великий Ноденс! Неужели ты покинул своих верных слуг? Где же твои отеческие объятия?
Произнося свою отчаянную просьбу, Монтроуз подозревал, что ответа не будет, но он был. Где-то в темноте вокруг них зародилось движение, или, по крайней мере, что-то большое стало чуть ближе к ним, чем раньше. Затем ощущение его присутствия стало ещё ближе; оно возвышалось над ними подобно горе, и они чувствовали, как его вес давит на их крошечные ничтожные сущности, словно надвигающаяся лавина.
— Бегите! — услышал отвернувшийся от пирамиды и спотыкающийся на бегу Монтроуз собственный крик. Во тьме он порезался о какие-то острые камни, но не заметил этого; его пальцы впились в рыхлую пепельную почву, и он начал скрестись, будто какое-то насекомое, отчаянно пытающееся избежать опускающегося на него тапка. Вокруг себя он слышал истошные вопли своих собратьев по культу, некоторые из которых были его бывшими одногруппниками во времена учёбы в Мискатоникском университете, где они впервые попали под влияние свода мифов Ктулху. Теперь он видел, как они разбегались во все стороны, ослеплённые тьмой, падали в незримые ямы, погрязали в смоле и дёгте. Рыдая, он пробормотал последнюю просьбу к богу, которому поклонялся всю свою взрослую жизнь. Ответа не было, и его воспалённый разум задался вопросом: а не предали ли его? Словно крысы в норах, его мысли метались по чертогам памяти; кусочки и фрагменты всё более разрозненных событий мелькали в его сознании, пока он не остановился на одном эпизоде, вспоминая, как кто-то сказал ему что-то, однажды, в другой жизни; что-то о полной невозможности чужеродного разума быть понятым людьми. Внутри Монтроуза нарастала паника, и он невольно задумался: неужели он был неправ насчёт Ноденса? Мог ли он неверно истолковать намерения бога? И тут ему в голову пришла ещё более страшная мысль: что, если бог понял своего слугу? Что, если под вопросом был только смысл, вкладываемый в слово «награда»? Затем, отчаянно карабкаясь к тусклому свету через окружающую тьму, когда судьба друзей перестала занимать его мысли, он обнаружил, что падает в яму, на дне которой копошится маслянистая масса гигантских слизней. Он закричал от безумного ужаса, безрезультатно пытаясь остановить своё медленное падение к их голодным, ищущим добычу пастям, и именно тогда, в последнем проблеске здравомыслия в искалеченном рассудке, его осенило последнее ужасающее откровение: Ноденс не предал их. Ноденс сдержал своё слово. Никакого недопонимания не было. Награда, которая причиталась им всем, была получена в надлежащем виде.
Единственная загвоздка заключалась в том, что, по мнению чуждого человеческому роду Ноденса, не было лучшей награды для человека, чем быть поглощённым отродьем Древних!
Мифы Ктулху: энциклопедия 