Ron Hilger. The Oracle of Sadoqua, 1989
Перевод: Александр Библиотекарь, 2021
Чёрный и бесформенный, словно зловонный ком,
Жуткий Содакуа, Аверуани Бог.
Г. Ф. Лавкрафт
— Клянусь бородой Юпитера! Я не вернусь в Рим до тех пор, пока Галбий не будет найден или отмщён! — прогремел Гораций, шагнув из своего полевого шатра в лучи золотого утреннего света, окутавшие недавно покорённую провинцию Аверонь. Испуганный посыльный, заикаясь, следовал за ним:
— Н-но, мой господин, что мне передать сенату?
Посыльный прибыл из сената с письменным приказом о немедленном отзыве в Рим Горация, примипила под командованием проконсула Юлия Цезаря в Галлии. Причиной отзыва послужил роспуск армии Цезаря.
Гораций обернулся:
— Сенат должен понимать всю важность урока для этих диких язычников. Урока могущества и правосудия Римской империи. Подозреваю, что Галбия схватили или, того хуже, лишили жизни друиды — дикари, которыми кишат эти варварские земли. Если мы закроем на случившееся глаза, то подготовим почву для открытого восстания. Я отошлю половину своих людей под командование Ромула, но вернусь с Галбием или мечом, покрытым кровью тех, кто несёт ответственность за его исчезновение. Так и передай сенату!
Гораций подписал ответ и отпустил посыльного, охваченный беспокойством за судьбу товарища в значительно большей степени, чем приказами из Рима. В конце концов, при должной удаче, он вернётся задолго до того, как его настигнет ответ от разгневанного сената. Между тем, исчезновение Галбия заботило его всё сильнее. Помимо тактических соображений о местонахождении Галбия и способах его поиска, Гораций беспокоился о жизни и здоровье друга. Они были близки, словно братья, ещё со времён военной подготовки, когда пьяные драки научили обоих уважать боевую удаль друг друга. Их путь к офицерским званиям лежал через поля сражений в Галлии под командованием амбициозного проконсула Цезаря.
Теперь же минуло почти два дня с того момента, как Галбий предпринял разведывательную вылазку в лес, из которой не вернулся, и Горацию сложно было представить более тревожащих обстоятельств потери друга.
Молва населяла здешние бескрайние леса оборотнями, вампирами, ведьмами, а также дикарями-друидами, носившими, по слухам, тёмный отпечаток гиперборейского происхождения. Он невольно вздрогнул и вновь пожелал, чтобы Галбий вернулся с историей о том, как он попал в ловушку сладких объятий ненасытной Авероньской девы.
Наконец, решившись на организацию поисков, Гораций приказал отряду своих всадников приготовить коней и оружие и сопровождать его в древнем лесу, где они опросят каждого встретившегося им в районе исчезновения Галбия. Когда они выдвинулись по наезженной дороге через залитые солнцем луга, окружённые пением птиц и красотой мириад лесных цветов, Гораций почувствовал, как его дух воспрял, как у любого, кто слишком долго бездействовал.
Но вскоре пурпурные луга уступили каменистой, поднимающейся всё выше земле, и кроны деревьев смыкались всё теснее до тех пор, пока среди них не смогли пробиться лишь несколько лучей солнечного света. Гораций и его люди держали свой путь под тенью покрытых мхом и омелой дубов, и вскоре Гораций почувствовал, как зловещая тревога окутывает его, точно невидимый саван. Друиды-язычники, обитавшие здесь, вызывали у него чувство отвращения, а их богомерзкие жертвоприношения и дикие ритуалы наполняли его сердце ужасом и праведным гневом. Совсем скоро дорога превратилась в узкую тропинку и, в то время, как затянутая паутиной омела то и дело цепляла его лицо, Гораций подумал, что именно в таком первобытном, забытом Богами месте, можно встретиться лицом к лицу с любыми чудовищами или иными порождениями языческих легенд.
Когда тропинка обогнула нагромождение скальных пород, солдаты неожиданно стали свидетелями сцены, достойной древних мифов. Два дикого вида друида восседали на валунах, лежащих по обеим сторонам от низкого, тёмного провала у подножия скалы, как будто охраняя его. Друиды выглядели настолько дико, насколько это вообще было возможно. Они были одеты в длинные грубые одежды, покрытые серыми пятнами. Их тёмные, длинные и спутанные волосы были под стать их бородам. Скрюченные пальцы сжимали длинные дубинки, на концах которых были привязаны жуткого вида осколки обсидиана, превращавшие дубину в некое подобие косы или серпа. Но что действительно завладело вниманием грозных всадников, так это пара невероятно огромных кошек, имевших самый свирепый облик, какой только римлянам доводилось наблюдать в своей жизни. Гигантские кошки сидели неподвижно, словно каменные изваяния, по сторонам от стражников. Верхние клыки огромных зверей выступали над нижней челюстью на несколько сантиметров, а жёлтые глаза впились в незваных гостей. Отдав приказ обнажить оружие, Гораций спешился и приблизился к более крупному из дикарей.
— Мы разыскиваем Галбия, центуриона армии Римской империи, которого в последний раз видели неподалёку от этих мест два дня назад. Кто-то из твоих людей мог видеть или слышать о нем. Поведай нам всё, что знаешь, если дорожишь своей жизнью.
Дикари обменялись низкими гортанными репликами, прерывая их яростной жестикуляцией. Наконец, они опустили своё оружие и более крупный друид проговорил на плохом латинском, практически неподдающемся пониманию из-за сильного акцента:
— Стражи Садокуа к вашим услугам. Нам ничего не ведомо о том, кого вы разыскиваете, но сейчас вы стоите у самых врат Храма Садокуа. Жители Аверони имеют обыкновение обращаться к оракулу за ответами на вопросы, бросающими вызов самой мудрости… за небольшую плату, — добавил друид с лукавством, и протянул грубо вырезанную деревянную чашу, в которой позвякивали несколько мелких монет и небольшие золотые самородки.
Друид злобно ухмыльнулся солдатам, которые с настороженностью поглядывали на кошачьих стражей храма.
— Вам нечего бояться, — презрительно добавил он. — Они призваны для защиты от угрозы гораздо более значимой, чем представляете вы.
Гораций сверкнул на друида взглядом, а затем внезапно выбил чашу из рук лезвием своего меча, расшвыряв содержимое по сторонам.
—Тулий, Флориан, идёте со мной, — приказал Гораций, — остальные — присматривайте за этими дикарями. Считайте до тысячи, если мы до этого не вернёмся, уничтожьте этих так называемых стражей и спешите к нам на помощь.
Затем он повернулся и, выставив перед собой меч, исчез в тёмном проёме вместе со своими людьми.
Трое римлян медленно двигались во мраке, позволяя глазам привыкнуть к тьме пещеры. Гораций не доверял друидам, возможно, что-то скрывающим. Может Галбия, а может, и западню. По мере того, как они продвигались по заплесневелому туннелю, темнота уступила место рассеянному тусклому свету, а воздух начал наполняться зловонием. Странная игра света впереди наполняла сердце Горация неприятным предчувствием.
В его памяти воскресали бродившие по Риму и Греции слухи и легенды о варварах-северянах: о друидах, отправлявших человеческие жертвоприношения во славу демона Таранита и во имя прославления культов Древних. Поклонение жабоподобному Тсатоггуа и божеству-пауку Атлач-Наша подтвердил греческий историк Гекатей, который привёз из северных земель и перевёл печально известную «Книгу Эйбона». В своём труде «Перед Гипербореей» Гекатей описал зловещее влияние гиперборейской культуры на появившееся позднее северные племена.
Гораций бормотал молитвы Марсу, богу войны и солдат, призывая оного даровать ему победу над сонмами омерзительных созданий, которые, чудились ему, пока он осторожно пробирался к дрожащему впереди свету.
Вскоре они очутились в гроте, расколотом от самого пола. Падавший через огромную трещину в потолке свет, почти тонул в облаках гнилостного пара, поднимавшегося над пропастью возле их ног. На краю бездны, прикованное к огромному чёрному алтарному камню, сидело отвратительное существо, лишь отдалённо напоминавшее человека. Всю тушу, кроме нижней бледной её части, покрывала грубая чёрная шерсть. Голова существа покоилась прямо на плечах при едва видимой или же полностью отсутствовавшей шее. На морде, будто лишённой человеческих черт, тем не менее, можно было разглядеть безумный блеск глаз и беззубую слюнявую пасть.
Сердце римлянина охватил ужас от жуткого зрелища перед ним, а от зловонных испарений закружилась голова. Тем не менее, Гораций собрался с духом и обратился к вызывающему дрожь оракулу.
— Друиды направили меня к Оракулу Садокуа, коль я ищу ответ на вопрос о судьбе моего пропавшего друга Галбия. Если они говорили о тебе, отвечай.
Новое облако пара поглотило оракула и, как только миазмы рассеялись, чудовище произнесло на ломаной латыни:
— Участь Галбия находится перед тобой так же, как твоя собственная. Хотя твой друг не умер, его жизни предначертано оборваться перед следующим полнолунием.
Что-то в голосе существа зародило в сердце Горация странное беспокойство, и он решил заставить оракула сообщить больше подробностей. Как вдруг луч солнечного света на миг прорвал смердящий пар и упал на страшную фигуру. Гораций замер, уловив в чудище невозможное сходство с пропавшим Галбием.
— Галбий? — прошептал он неуверенно. — Неужто ты…
Оракул издал короткий смешок.
— Здесь нет Галбия, перед тобой — глашатай Садокуа, покоящегося вечным сном на дне этой бездны.
Гораций и его солдаты в недоумении наблюдали за мерзостью, которая на согнутых конечностях, корчась, уползала в тёмную нишу за алтарным камнем, как будто забыв об их присутствии.
Римляне оставили чудовище и вскоре вынырнули из пещеры, моргая от света полуденного солнца. Они оседлали лошадей и приготовились тронуться в обратную дорогу.
— Несмотря на то, что звери пропускают всех в пещеру, сдаётся мне, они в любой момент готовы сожрать тех, кто не сможет оттуда выбраться. Если я выясню, что вы не до конца были со мной честны, ваши головы насадят на копья и расставят на перекрёстках по всей округе, как результат вашей дерзости и бесчестья.
Не ожидая ответа, командир тронул лошадь с места и приказал подчинённым следовать за ним.
Солдаты прочёсывали лес, а деревья продолжали смыкаться столь плотно, что тропы практически не было видно. После очередного поворота Гораций уловил мимолётное движение среди деревьев по левой стороне тропы. Остановив своих людей жестом, он спешился и решительно двинулся сквозь чащу в сторону, где мелькнула таинственная тень. Его люди неотступно следовали за ним. Вскоре они увидели, как Гораций стоит подле огромного, покрытого мхом дуба, а в его железной хватке бьётся молодая крестьянская девушка. Командир с видимым удовольствием разглядывал свою добычу. Каштановые волосы до плеч обрамляли залитое краской, но красивое лицо, с выделяющимися большими карими глазами. Гораций отогнал своих солдат, по понятным причинам окружившим девушку и успокоил её на кельтском диалекте галлов.
— Не бойся, мы не причиним тебе зла. Мы лишь разыскиваем пропавшего товарища.
Затем он описал Галбия и спросил, не слышала ли она о нем. Девушка покачала головой, нервно поглядывая по сторонам.
— Я не могу ничего сказать… Прошу, отпустите меня, — с жаром умоляла она. — Друиды не должны видеть, как я говорю с вами!
— Мой друг Галбий, — твёрдо повторил он. — Ты его видела?
На мгновение она заколебалась, а затем прошептала ему в ухо:
— Сама я не видела его. Но я поспрашиваю мой народ. Встретимся сегодня на восходе луны на той поляне, и я расскажу всё, что выясню.
Не дожидаясь его ответа, она легко прыгнула в сторону деревьев и скрылась в чаще. Двое солдат бросились в погоню, но Гораций их остановил:
— Стойте, пусть идёт. Она может оказаться полезной, — добавил он задумчиво.
Тем же вечером, Гораций в одиночестве отправился на своё лесное свидание. Разум категорически противился идее идти одному. На протяжении дня ни о чем другом он и не думал, но что-то в том, как она сжала его руку, что-то в её шёпоте, невысказанные обещания — всё это сыграло для Горация решающую роль в принятии решения.
Он медленно шёл по тропе, а его меч и щит были закреплены на спине, не стесняя движения во мраке полуночного леса. Он вышел немного загодя, чтобы добраться до места чуть раньше времени на случай возможной западни. Он не ждал обмана, но подобные предосторожности уже не раз спасали его жизнь. Окружавшие его дубы, тушили звёздный свет и душили ветер, наполняя воздух затхлостью и духотой.
До его слуха стали доноситься едва уловимые звуки — постукивание ветвей и крики ночных птиц, ему даже почудились голоса, появлявшиеся и исчезавшие под звуки далёких барабанов.
Внезапно его внимание привлекло мимолётное движение слева, и он, с величайшей осторожностью, принялся пробираться через кусты ежевики, пока не достиг широкой, залитой лунным светом полянки. Полная луна только что выглянула из-за верхушек деревьев и теперь заливала мягким жемчужным светом опушку и огромные деревья, которые, словно гигантские монолиты или уходящие ввысь заснеженные горные пики, окружали поляну. Всё перед ним утопало в лунном свете, кроме кромешной тьмы под самими деревьями, куда, вероятно, не мог проникнуть даже полуденный свет. Затем, двинувшись к месту, наиболее благоприятному для наблюдения, Гораций заметил несколько теней, странно двигающихся на поляне. Выругавшись, он обнажил меч и укрылся за раскидистым дубом, кляня глупое решение идти одному и уже представляя свою смерть на каком-нибудь покрытом запёкшейся кровью алтаре этих злобных, отставших от развития людей. Но тени не приближались. Он наблюдал, поражённый этим зрелищем, которое теперь казалось ему танцем, хотя глаза не могли разглядеть танцоров в подробностях.
Тихий шорох совсем рядом заставил Горация немедленно вскинуть меч и щит и приготовиться защищаться. Рядом с ним оказалась крестьянская девушка, и он отметил, как поразительно тихо она подобралась.
— Они прекрасны, не так ли? — тихо произнесла она, опускаясь рядом на колени.
К Горацию вернулось самообладание — девушка была одна; тем не менее, меч пока оставался в его руке.
— Что они такое? — ответил он. — И кто ты, сумевшая подойти так близко, не выдав себя?
Она улыбнулась, и её зубы блеснули на лунном свете.
— Меня зовут Селена, а они — лесной народ, которых ты, скорее всего, спугнёшь своим громким шёпотом. А что до моего незаметного приближения, так этим умением обладают все, кто живёт среди лесных теней, — она взглянула на римлянина, перед тем, как продолжить. — Прошу прощения за своё странное поведение этим утром, но у меня есть достаточно причин бояться, что колдуны-друиды заподозрят меня в помощи вам. До меня доходили слухи, что они приносят в жертву тех, кого подозревают в предательстве, в самых жутких и кровавых формах.
— Истина — они настоящие дьяволы преисподней, — согласился Гораций. — Но вернёмся к Галбию. Тебе удалось узнать, где он находится?
— Мне страшно отвечать на этот вопрос, мой господин, — прошептала девушка, стараясь не смотреть ему в глаза. — Я не солгу и скажу, что ничего не знаю, ибо твой друг уже оказался за той гранью, где ему не поможет ни один смертный. И ты не сможешь ему помочь. — Она спешно добавила: — И меня терзает страх, что, если ты познаешь всю правду, твой гнев приведёт тебя к погибели, — она смущённо посмотрела на римлянина перед тем, как продолжить, — и я больше никогда тебя не увижу.
Гораций протянул руку, как будто желая погладить её по щеке, и аккуратно приподнял её лицо, чтобы заглянуть в глаза:
— А если я пообещаю вернуться к тебе сразу после того, как увижу судьбу Галбия собственными глазами?
— Лучше пообещай мне, что проведёшь со мной несколько часов своего времени. Сопровождай меня в прогулке по этой поляне, как и подобает благородному римскому офицеру, и поведай мне истории о Риме, с его мощёными улицами и мраморными статуями. Поведай мне о своих людях, их образе жизни и манере одеваться. Поведай об армиях, подчинивших половину мира, позволь почувствовать торжество Рима, о котором я столь много слышала, и избавь от страха жестоких друидов, которых ты предлагаешь мне предать. Сделай всё это, и я буду рада рассказать всё, что я знаю, про твоего друга.
Гораций счёл её предложение привлекательным и принял его, отчасти из-за очарования, излучаемого девушкой, но, в основном, из-за отсутствия выбора — Селена была пока что его единственной надеждой.
— А что насчёт странного народа, танцующего в лунном свете? — спросил Гораций. — Их, скорее всего, возмутит вторжение на их празднование. Мы можем быть уверены в собственной безопасности среди них?
— Эти невинные и робкие создания не несут угрозы, — заверила его Селена. — Скорее всего, стоит нам приблизиться, как они тут же улетят. Поэтому мы медленно пройдёмся по краю лужайки, сокрытые тенями деревьев, и не потревожим их, ведь их танец — это прекрасное зрелище.
Гораций не нашёл, что возразить, когда она взяла его под руку и повела по периметру залитой лунным светом поляны, занимая его вопросами о Риме, на которые он с гордостью и энтузиазмом отвечал. В то время как они пробирались мимо валунов и покрытых мхом ветвей, взор Горация снова и снова возвращался к странной церемонии, будто охваченный кощунственным любопытством, близким к желанию присоединиться к языческому празднованию. Пение и голоса становились всё громче, когда тропа приближалась к веселящимся, и Горацию стали заметны странные аномалии фигур танцоров — мелькавшие в бледном свете луны рога, копыта, крылья и хвосты.
— Тени Аида! — воскликнул Гораций. — Не могу понять — демоны ли это, занятые делами загробного мира, или всего лишь крестьяне, примерившие костюмы для фестиваля Менады.
— И я не смогу ответить точно, но не верю, что эти создания несут зло. Одной ночью я попыталась присоединиться к их танцу, но, несмотря на то, что я приблизилась в тишине и говорила с ними мягко, они всё равно тихо улетели в лес.
Гораций остановился и в порыве заключил девушку в свои объятия:
— Не могу представить, как любое создание — человек или зверь, может испугаться такой нежной и прекрасный юной девы.
Затем он наклонил голову для поцелуя, но Селена выскользнула из его рук и скрылась в тени деревьев. Гораций услышал её дразнящий голос:
— А я-то думала, что ты достойный муж! Сдаётся мне, что опасаться нужно тебя, а не тех «демонов Аида»!
Затем она растворилась среди леса, оставив после себя лишь повисший в воздухе серебристый смех.
Гораций бросился в чащу и вскоре они уже лежали в объятьях друг друга на травянистом ложе под светом луны.
— Я слышала, что в Риме женщинам не нужно работать. Они остаются дома и придумывают всё новые способы угождать своим возлюбленным, — прошептала Селена. — Это правда?
Гораций кивнул и ответил:
— Может, ты желаешь отправиться со мной Рим, чтобы дожидаться меня по вечерам?
На этом беседа прервалась, и Гораций мог только предполагать, каков будет её ответ.
Позже, когда любовники пересекали теперь уже пустую поляну, луна клонилась к горизонту. Гораций выразил своё твёрдое намерение найти Галбия или отомстить за него перед тем, как отправиться в Рим.
— Я устал от этих диких земель, населённых языческими ужасами, и с радостью вернусь в тихие рощи моей виллы, — он поцеловал её шею, а затем мягко добавил. — Там ты будешь облачена в шелка посреди роскоши Рима. Скажи мне, что ты знаешь о Галбии?
— Сначала, я должна узнать, спрашивал ли ты у друидов, охранявших пещеру оракула. И если спрашивал — что они тебе ответили?
— Я говорил с двумя дикарями, — кивнул он. — Но они ничего мне не сказали. Я даже обращался к их грязному оракулу, но, хоть меня и охватило странное чувство, что он что-то знает, его ответ прозвучал для меня, как бессмысленный набор слов.
— Разумеется. Ты и не смог бы признать правду, — Селена грустно покачала головой. — Я объясню, но тебе не придётся по душе мой ответ. Друиды поклоняются жуткому богу Садокуа, который, согласно их вере, спит вечным сном на дне пропасти. Той самой бездны, на краю которой оракул прикован к своему чёрному алтарю. Местные мудрецы и предсказатели верят в то, что Садокуа — лишь извращённая версия Тсатоггуа, бога древней Гипербореи. Легенда гласит, что эта злая сущность покинула свою страну, поглощённую ледниками и вернулась в бездну Н’Кай, куда не проникает белый свет, и там обитает по сей день. Тсатоггуа и другие Древние впервые вошли в Н’кай при помощи отвратительного колдовства, что соединяет Н’кай с подобной пещерой в глубинах планеты Сатурн. Так гласят тёмные легенды религии друидов, основанной на письменах о великой Гиперборее волшебника Эйбона. Друиды верят, что миазмы, поднимающиеся из бездны, являются ничем иным, как дыханием самого Садокуа, спящего на дне. Из-за этих постоянных ядовитых испарений, оракул быстро деградирует в чудовище, в форме которого и существует, внимая предсказаниям Садокуа, который, как говорят, знает всё о прошлом, настоящем и будущем. Продолжающаяся деградация приводит к смерти несчастного создания или невозможности использовать его как медиума из-за потери способности к общению.
Из-за неизбежно короткой жизни оракула друиды находятся в постоянном поиске новой жертвы для службы Садокуа. Обычно они находят её среди преступников или нищих, что бродят по этим землям. В противном случае, друиды похищают незнакомцев, держащих свой путь через лес. Это, без сомнений, и стало участью Галбия. Мужчины из моей деревни говорят, что твой друг, должно быть, хорошо сражался, так как у лесной тропы нашли останки троих друидов. Глубокие раны и разрубленные конечности — последствия ударов тяжёлым мечом с широким лезвием, подобным твоему, и человек, державший этот меч, умел с ним обращаться. Мерзкий оракул, с которым ты говорил, и был Галбием, вот только его тело и разум уже поглотило смертельное дыхание Садокуа, — Селена попыталась обнять Горация. — Мне жаль твоего друга, но неужели ты не понимаешь, что уже ничем не сможешь ему помочь?
Слушая её рассказ, Гораций, чувствовал, как сердце наполняет чёрная ярость. Он стряхнул с себя руки девушки. Успокоить его могли только изрубленные трупы убийц-друидов и освобождение отвратительного оракула от оков его мучительного существования.
— Если спасти Галбия уже невозможно, тогда я почту память о нашей дружбе, положив конец убогому существованию того, что когда-то было моим другом. Скажи, как добраться до пещеры как можно быстрее, — приказал он, сжимая рукоять своего меча.
Селена показала путь и молила его быть осторожнее.
— Если друиды узнают, что я предала их, они вырежут моё сердце из груди и будут пожирать его на моих глазах, пока жизнь покидает меня. Это их обычное наказание для предателей.
— Жди меня у моего лагеря, а завтра мы покинем эти варварские земли и вернёмся в Рим! — крикнул Гораций, двигаясь вперёд, охваченный мыслями о мести и сострадании.
Он быстро нашёл путь, указанный Селеной; это была узкая, едва различимая в темноте тропа. Римлянин сбавил темп и обнажил оружие, осознав, что может выдать себя. Как солдат, он умел контролировать ярость, а затем обрушивать её на головы врагов. Теперь он осознал, что теряет тактическое преимущество, бросившись без подготовки на оплот врага, и вряд ли добьётся чего-то большего, чем стать ужином для кошачьих стражей Садокуа. Его гнев и нетерпение были слишком сильны, чтобы вернуться в лагерь за подмогой, но, действуя осторожно и скрытно, он сможет достичь своей цели, заодно уничтожив множество врагов.
Когда он добрался до площадки перед входом в пещеру, римлянин осторожно осмотрел остатки скальных пород и с мрачным удовлетворением заметил лишь одного друида, освещённого неверным светом факела у самого входа в грот. Стражей-кошек нигде не было видно. Часовой едва успел крикнуть, когда меч римлянина оборвал его рёв, и голова друида покатилась по земле, оставляя тёмный кровавый след. Гораций снял факел и, выставив его перед собой, вошёл в пещеру оракула.
Первое, что он увидел, в тусклом свете факела — это лезвие серпа из обсидиана, взметнувшееся над ним. В отчаянии, он взмахнул мечом перед летящим серпом, наградой чему стал глухой звук удара, и металл его меча врезался в твёрдую кость. Серп пролетел над плечом Горация, не причинив вреда, вместе с всё ещё сжимавшей рукоять рукой. Римлянин почти ничего не почувствовал, занося меч над лежащим перед ним на пыльной земле друидом. Гораций что-то удовлетворённо пробормотал, когда ещё один враг пал перед ним, открывая путь к дальнейшей мести.
Бросившись к чёрному алтарю, он увидел, как тот покрыт облаком зловонного тумана, который постепенно рассеивался, открывая взору Горация лишь покрытые слизью кандалы, лежащие в неописуемо мерзкой луже.
Римлянин выругался, потерпев поражение в своей миссии оказать Галбию последнюю услугу, избавив его измученное тело и душу от отравленной воли Садокуа. Не желая этого признавать, Гораций поднял факел и двинулся по пещере, в надежде обнаружить жалкого оракула в какой-нибудь расщелине. Внезапно, из глубин вновь начал подниматься зловонный мрачный туман, словно несущая погибель волна эфира. Он задержал дыхание, пока облако не рассеялось, а затем осторожно заглянул за край пропасти. Там, около фута ниже, скорчилась в свете факела огромная, похожая на слизняка тварь, которая, безусловно, была подвергнувшимся ужасным трансформациям Галбием. Горацию показалось, что он узнал безумно вытаращенные глаза, которые теперь выступали над телом на похожих на стебли отростках. Чудовище ползло по отвесной стене, оставляя склизкий след, который уходил вниз и заканчивался, подумал Гораций, в жабьей пасти Садокуа. Ужас охватил римлянина, и он принялся снова и снова вонзать свой меч в дрожащее тело твари до тех пор, пока та не отлепилась от стены и в тишине не полетела в бездну.
Как только римлянин выпрямился, закончив свою грязную работу, по его затылку нанесли страшный удар. Горячее, растекающееся по телу онемение поглотило его, и он утонул в забытьи.
Когда Гораций очнулся, первым, что он почувствовал, была острая пульсирующая боль в голове и жгущее горло и грудь удушье. Он ничего не видел и не слышал, а разум не мог определить, где он находился. Он с трудом поднялся на колени и увидел тяжёлые цепи вокруг своей талии и лодыжек. Кроме этого, он заметил, что находится в луже смердящей слизи. Словно в тумане, он смог вспомнить события, приведшие к его заточению, затем протянул руку, чтобы подтвердить догадки о собственной участи, и почувствовал камни алтаря. Вспомнились ему и слова оракула, теперь являвшие собой жуткую иронию: «Участь Галбия находится перед тобой так же, как твоя собственная». В этом жалком состоянии он принялся бороться со своими кандалами, а затем подумал о своём друге Галбии и о том, каким образом тому удалось выскользнуть из этих самых цепей. Гораций завопил и продолжал изрыгать проклятия ярости и отчаяния в гибельную пропасть до тех пор, пока из адских глубин медленно не поднялся тихий смех, как будто спящий бог видел забавный сон. Гораций продолжал кричать от ярости и ужаса до полного истощения. А затем его голос стих, и он поймал себя на мысли, что не может вспомнить причину своего крика.
Следующим вечером, прождав долгий день в римском лагере, Селена выскользнула за его пределы и направилась к пещере Оракула, отчаянно желая узнать судьбу своего возлюбленного. Переполненная ужасом, она всё же собралась с силами и сообщила друидам у входа в пещеру, что собирается обратиться к оракулу по вопросам сердечных дел. На мгновение ей показалось, что страж, пропускавший её внутрь, всё знает, но она отбросила страх, находясь столь близко от разгадки тайны участи Горация. Поёжившись от вида огромных луж свернувшейся крови на земле у входа в пещеру, она отвела взгляд и двинулась дальше, пока не добралась до чёрного алтаря и его отвратительного оракула.
Он сидел на корточках, словно огромная бескостная жаба, прикованный к камню массивными ржавыми цепями. Выпученные глаза бессмысленно таращились на неё, слюнявые губы беззвучно что-то бормотали, как в бредовом сне. И всё же, Селена смогла узнать знакомые черты пропавшего Горация. Пронзённая сокрушительным ужасом, девушка всё же смогла выговорить:
— Гораций, мой господин! — прошептала она, всё ещё опасаясь друидов, находившихся неподалёку. — Неужели это ты? Ты не помнишь меня? — она зарыдала.
Огромные, немигающие глаза замерли на девушке, и существо ответило:
— Горация здесь нет. А я — глашатай Садокуа, ведающего всё о прошлом, настоящем и будущем на тысячи бесконечностей.
А затем, в своём безумии, оракул забился в сумасшедшем хихиканье, отражающемся от стен пещеры и становившемся всё громче и громче. Селену парализовало от страха, когда она с полной уверенностью различила ещё один глухой, грохочущий смех, как будто поднимавшийся из чёрной бездны на вырывавшихся оттуда облаках безумия. В конце концов, она с воплем бросилась назад в порыве, который внезапно окончился в руках ожидавших её друидов. Друидов, которых она предала.
Мифы Ктулху: энциклопедия 